В те дни, когда о Вайре Вике-Фрейберге заговорили впервые как о возможном кандидате в президенты Латвии, никто, кажется, не обошёл вниманием такую важную составляющую её личности, как принадлежность к академической среде. Что такое учёная среда и как можно в неё войти, более или менее ясно: принадлежность к этому кругу предполагает высшее образование, научные исследования, профессорское звание, горы собственных публикаций. Говоря о людях разных профессий — крестьянине, полицейском, солистке балета или трубочисте — мы обычно волей или неволей оказываемся в плену известных представлений о том, как этот человек может выглядеть, каков его образ жизни. Что касается стереотипного образа профессора, тут почти неизбежны очки в роговой оправе, невнимание к своему внешнему облику, узкая специализация, в какой-то мере объясняющая недостаточную компетентность во всём, что не относится к кругу его размышлений; этот человек тугодум и не слишком тесно связан с окружающей реальностью. Кроме того, учёный — как правило, существо мужского пола. Почему именно такой образ профессора не без помощи литературы и кино запечатлелся в общественном сознании и насколько он отвечает истине — вопрос сам по себе любопытный.
Вайра Вике-Фрейберга на эту тему и размышляла, и писала, акцентируя роль учёного и его ответственность перед своим народом и человечеством, стараясь проанализировать и собственную идентичность как человека и учёного. В ряду самых распространенных в Северной Америке стереотипов первым она упоминает Рассеянного Профессора из диснеевских фильмов, того самого, что «годами мучется над проблемой, все его опыты терпят неудачу, пока вдруг однажды какой-нибудь малыш или приручённая обезьяна в ходе игры не насыплет в колбу какие-то химикалии, и тут — хлоп! — искомое волшебное вещество у него в руках» 13. Вывод: этот стереотип скрывает в себе боязнь и неуверенность, вызываемые в людях ничем не обузданным интеллектом и узкой специализацией науки. Для близоруких политиков такой образ учёного весьма удобен: можно утверждать, что народные массы равнодушны к науке, никак не заинтересованы в её развитии.
Второй почти столь же распространённый стереотип — Ученый Безумец, «злой гений, в неудержимом стремлении победить природу дошедший до маниакального высокомерия и жажды власти; кульминационный пункт обыкновенно — его попытки стать владыкой мира и человечества»,- пишет Вайра Вике-Фрейберга, напоминая, что закодированные в каждодневном сознании человека стереотипы — своего рода современный фольклор. К слову, образ женщины-учёного здесь редко встречается; перемены наметились лишь в последние годы. Но и тут масс-медиа обычно изображают женщину-учёного как «рабски покорную лаборантку, с робким обожанием взирающую на своего шефа-учёного»; если же всё-таки женщина заслужила определенный авторитет в науке, её покажут непривлекательной — она непременно «или дурнушка, или синий чулок, или то и другое вместе»…
Профессор психологии и исследователь латышских дайн Вайра Вике-Фрейберга сама по себе — сплошной вызов устоявшемуся стереотипу. Она привлекательна, обладает ярко выраженным общественным темпераментом, — и, возможно, представляет собой исключение, лишь подтверждающее правило. В её исследовательской работе связь с жизненными реалиями крайне существенна. Новейшие открытия современной психологии, теории познания или эпистемологии, применяемые к исследованию психологических проблем эмигрантского и постсоветского общества, вопросам его оздоровления, анализу и интерпретации латышских народных песен — это её выбор, продиктованный как свободной волей, так и осознанной необходимостью. Она постоянно подчёркивает, что специализация в определенной области вовсе не помеха интересу учёного к окружающей жизни и миру. «Похвально, конечно, если человек ясно сознает пределы своей компетентности и не суёт нос в дела, в которых ничего не смыслит. Но специализация, замыкающая твою заинтересованность и ответственность в слишком узкие рамки — не что иное, как замаскированные безответственность и бессилие» 14.
Работы, связанные с психологией общества в эмиграции и латышской идентичностью, собраны в книге Вайры Вике-Фрейберги «Pret straumi» (Против течения) (Канада, 1993 г., повторное издание — Рига, 1995). Книга эта посвящается с любовью её сыну Карлису и «той убеждённости, которая его, родившегося в Канаде, привела к жизни и работе в Латвии». Книга включает в себя речи и статьи о латышском, относящиеся к периоду с 1968 по 1991 год, и высвечивает некую существенную сторону как в биографии Вайры Вике-Фрейберги — яркой, органичной для латышской культуры и в то же время вызывающей личности, — так и в истории культуры и политической активности части народа, отрезанной от родины в результате второй мировой войны. В книге «Против течения» — три раздела: I. Отечеству: вариации на темы латышского (психология эмиграции, национальная идентичность в зарубежье, молодёжь и общество); II. Свободе: вариации на тему ноября (речи, произнесённые по случаю годовщины провозглашения независимой Латвийской Республики в различных аудиториях разных стран и континентов 15 ноября 1968, 1977, 1978, 1988 гг.); III. Грядущему: речи, предварявшие или заключавшие крупные культурные события, в том числе памятное выступление «Праздники песни — источник духовной силы». Эта книга рождалась в процессе интенсивного диалога с наиболее активной частью эмигрантского общества, ибо её автор не боялась снизойти к современникам с высот профессиональной мудрости, — серьёзно и открыто, как равный с равными, она говорила с ними о проблемах, одинаково важных и для каждого в отдельности, и для народа в целом. Её патриотизм никогда не был мертвенно стерильным или навязчивым, хотя её жизненный опыт не менее трагичен, чем у иных «фанатиков латышскости» 15. Вместо «патриотических проповедей» и демонстрации «латышской осанки» она предлагала подлинную интеллектуальную и эмоциональную нагрузку понятия патриотизма; обширное предисловие, комментарий к этой книге и другие источники позволяют судить, что всё сказанное и написанное Вайрой Вике-Фрейбергой неизменно вызывало в эмигрантской среде широкий резонанс и принималось отнюдь не однозначно.
Высказав благодарность соотечественникам, всячески поддерживавшим её стремления на протяжении многих лет, Вайра Вике-Фрейберга в предисловии к книге замечает: «Честность требует, чтобы я поблагодарила также всех тех недругов, которые своими нападками стимулировали меня интеллектуально и заряжали эмоционально. Хотя это, скорее всего, не входило в их намерения, получилось так, что их действия послужили к добру, не позволив мне впасть в обманчивую самоуспокоенность или сонливость, неизбежную, когда идёшь чересчур гладким путём».
Вайра Вике-Фрейберга подчёркивает, что на её отношение к латышскому культурному наследию и жизненным реалиям, её сознание и способ мышления повлияли «господствующие в университетах Запада традиции: аналитический, критический подход к рассматриваемым вопросам, требование самостоятельно продумать и оценить все „за“ и „против“, дабы прийти к собственным выводам, а не повторять послушно и без возражений то, что другие соблаговолили признать за истину».
Она резко разграничивает понятия «национальная убеждённость» и «авторитарное мышление», будучи, например, убеждена, что во времена Карлиса Улманиса национальный позитивизм был содержательно узким и авторитарным в своих проявлениях, и последствия этого весьма ощутимы в идеологии латышской эмиграции. Сохранение культурной и национальной идентичности латышей в современном мире Вайра Вике-Фрейберга связывает в первую очередь со свободой сознания и творчества, с возможностью получить всестороннее образование независимо от материального положения человека. Латышам всеми силами надо умножать «критическую массу совокупной духовной силы», необходимую для выживания народа, и это единственный гарант его существования. Как и другие работы Вайры Вике-Фрейберги, книгу «Против течения», несмотря на её критический настрой, отличает твёрдая убеждённость, что «жизнь всегда оставляет нам выбор: уступить негативным, неадаптивным тенденциям и со временем вымереть как народу — или следовать позитивным, творящим тенденциям, совершенствоваться и выжить».
Напоминание о жизненных реалиях доставляет известные неудобства любой идеологии. Одной из таких реалий, досаждавших ведущим идеологам латышской эмиграции и вызывавших разногласия с другой, свободомыслящей частью латышского зарубежья, были Советская Латвия и народ, оставшийся на своей родине. Накал интеллектуальных страстей на темы «латышскости» особенно возрос в связи с публикациями эмигрантского литературного журнала «Яуна Гайта» 16, который уже начиная с шестидесятых годов выказал серьезный интерес к литературной и культурной жизни в Латвии — как перепечатывая, так и комментируя и рецензируя произведения советских авторов, особенно поэтов. Ряд спорных, можно сказать, провокационных статей Вайры Вике-Фрейберги нашли своего читателя именно благодаря журналу «Яуна Гайта». В предисловии к книге «Против течения» она замечает, что Лаймонис Зандбергс — многолетний редактор журнала — в наибольшей степени «виновен» в том, что она начала писать и публиковать свои статьи и речи. Как свидетельствует двустишие из сокровищ эмигрантского фольклора:
Хочешь ты прослыть овцой?
Нет? Тогда за «Гайту» стой! -
подписка на этот журнал, его одобрение или неприятие служили своего рода пробным камнем, показателем свободомыслия или ортодоксальности; тут решалось, кто «за» и кто «против» новизны, проповедуемой журналом. Вайра Вике-Фрейберга относится к самым отважным и закалённым глашатаям этой новизны.
К исследованию латышской народной песни Вайру Вике-Фрейбергу побудил обратиться всё тот же вопрос культурной идентичности и народного самосознания. Человек так устроен, что его волнуют вещи, к нему прямо относящиеся. Как заинтересовать латышскую молодёжь, людей, родившихся в эмиграции, латышским фольклором, как приохотить к нему? Проблема возникла в ту пору, когда она ведала фольклорным направлением в молодёжном лагере «Дважды два». На первый взгляд, мир латышских дайн — сугубо архаическое явление, и юноше или девушке, выросшим в условиях современной цивилизации, нечего там искать. Может быть, уже тогда исследовательница взглянула на дайны по-новому, акцентируя в них не только крестьянское, чисто латышское, но и космические и общечеловеческие ценности и закономерности, которые помогли бы выросшим за рубежом поколениям прояснить для себя основополагающие вопросы национальной идентичности и жизненного смысла.
Глубинная суть мира дайн не откроется без субъективного вживания в неё, без поэтического чутья. Латышский исследователь фольклора без этих качеств непредставим: только одарённый поэтической интуицией и пониманием законов поэтики человек способен в полной мере оценить красоту языка и глубину выраженных в дайнах чувств и мыслей. На вопрос — когда Вайра Вике-Фрейберга начала осознавать магическую власть поэтического слова, она отвечает: «Наверно, уже в раннем детстве. Слово, сказанное или спетое матерью, сестрой мамы, бабушкой. /…/ В роду моей матери было немало музыкально одаренных людей, певших, да и говоривших красиво. У мамы был хороший голос, меццо-сопрано, и она не только пела, но и на скрипке играла. Брат матери тоже, нигде, правда, специально не учившийся, играл на многих инструментах. /…/ Должно быть, народный обычай, красота родной речи, живое движение слова впитаны с молоком матери. Потому-то я так рано ощутила потребность сохранять это устное наследство… Я нередко думала, что нищее детство было моим богатством» 17.
Но каким образом эти субъективно столь близкие, экзистенциально важные и в собственной судьбе, и в народной культуре ценности спасти от забвения, как их открыть современному миру? Смысловая и поэтическая, информативная ёмкость дайн помогла Вайре Вике-Фрейберге и Иманту Фрейбергу доказать академической общественности Канады, что латышская дайна представляет собою уникальную ценность как объект современных социальных и гуманитарных исследований; что в это дело можно и нужно вкладывать средства — отдачей будут результаты, важные и для современной науки, и для Латвии.
Ничуть не подвергая сомнению классический труд фольклориста Кришьяниса Барона — его знаменитый шеститомник
«Латвью дайнас», неоценимое теоретическое и практическое значение произведённой им систематизации народных песен, следует напомнить, что любая система основывается на определённых принципах, подчиняющих себе самые различные формоэлементы: одни выдвигая на передний план, другие оттесняя на периферию. Порядок, в котором составлял дайны К. Бароне, во многом определён тем, в каком контексте и каким образом их пели или читали, как они запечатлевались в народном сознании. Обычаи, связанные со сменой времён года, песни семейные, пастушеские, песни пахарей и сеятелей, косарей, сиротские песни… Положенные в основу этого порядка тематические линии в известной мере связывают и ограничивают мир дайн с его необъятным богатством чувств, информативных, пространственных, временных компонентов, оставляя на втором плане те мысли и ценности, которые не вмещаются в эти циклы и обозначенные ими границы. Поэтесса Мара Залите на вечере, посвященном выходу «Солнечных дайн» 22 сентября 1988 года в помещении Союза писателей в Риге, произнесла речь, опубликованную позднее в её книге 18 и озаглавленную «Принесённый ветром мотив»; она говорила о мотиве Сиротства — именно так, с заглавной буквы, что превращает слово в имя собственное — мотиве, возникающем по ряду причин чаще всего в латышских «солнечных» дайнах. Мара Залите замечает, что, компенсируя свое ощущение Сиротства, латыш ищет спасения у мифологических матерей, а их создано народным мифотворчеством более шестидесяти (Лайма — Мать Счастья, Мать Ветров, Мать Леса, Мать Земли, Мать Месяца, Мать Белей и т.д.), Солнце 19относится к их числу. Латыш «ищет помощи от Солнца, а не от людей, живущих рядом. От абстракции, а не от чего-то конкретного. Латыш абстракцию любит. Он любит свой народ (абстракция), но не любит соседа (конкретность). Он любит Свободу, Истину (абстракции), однако все несчастья начинаются, как только эти понятия конкретизируются». Поэтесса подчеркивает: в противовес «инфантильным переживаниям» Сиротства, оставленным в людях долгими годами гнёта, появление книги «Солнечные дайны» она воспринимает как «свидетельство духовного совершеннолетия, достигнутого народом, свидетельство возмужания, нового, взрослого статуса нашего народа». Мара Залите также выражает убеждение, что выход в свет «Солнечных дайн» «откроет новую эпоху в современной латышской фольклористике».
Продолжая мысль Мары Залите об абстракциях, стоит напомнить, что компьютеризация дайн заставляет отнестись с вниманием к обоим одинаково необходимым моментам процесса мышления — и конкретизации понятий, и к абстрагированию, давая возможность каждую реалию, зафиксированную в мире народных песен (речь не только о солнце и понятиях, выраженных словами того же корня) увидеть и в её сугубо конкретных проявлениях, и в абстрагированном виде. Книга «Солнечные дайны», а позднее и части трилогии Trejadas saules (Три солнца) основаны на текстах так называемого массива Солнечных дайн и открывают связанные с Солнцем мотивы во всем их многообразии — от единичного факта до философского
обобщения.
О практической, а также идейной сторонах компьютеризации дайн, об истории и развитии этого проекта рассказывает Имант Фрейберг — профессор информатики Квебекского университета в Монреале, соавтор книги «Солнечные дайны». Первые намётки относятся к марту 1965 года; Имант Фрейберг ставил целью приблизить латышские дайны к современным технологиям, перенести тексты народных песен с книжных страниц в «электронную память». Заручившись поддержкой Научного совета Канады, он начал работу над Монреальским проектом компьютеризации дайн в лаборатории университета Макгила в 1967 году. Исследования были продолжены в лаборатории Вайры Вике-Фрейберги при поддержке фонда Научного совета Канады. В 1974 году Вайра Вике-Фрейберга получила стипендию канадского Совета по культуре для «свободной работы» за границей в рамках проекта «Солнечные дайны» и около года совместно с Имантом Фрейбергом продолжала этот цикл исследований во Франции, в городе Монпелье.
Сообщения о проделанной работе, с которыми Имант Фрей берг и Вайра Вике-Фрейберга выступали в ходе научных конференций в Европе и Америке, вызвали значительный интерес и помогли привлечь к исследованию дайн новые научные силы — специалистов в области как информационных технологий, так и балтистики. В 1974 году после доклада Иманта Фрейберга на семинаре по латышскому фольклору в университете Западного Мичигана в Каламазу он познакомился с докторантом Массачусетсского технологического института информатики Валдисом Берзинем из Бостона; последний, захваченный перспективами начатого Фрейбергом труда, затеял свой собственный посвященный дайнам проект в Бостоне. Участницей того же семинара была и докторант Байба Кангере из Австралии, и, благодаря инициативе руководителя кафедры Балтийских языков Стокгольмского университета Велты Руке-Дравини, пути Байбы и Вайры Вике-Фрейберги вскоре сошлись уже в Швеции.
Первое описание «массива солнечных дайн» Вайра Вике-Фрейберга представила участникам Конференции по балтийским исследованиям летом 1975 года в Стокгольме, раскрыв в своём докладе новые методологические возможности семантического анализа слов «baits» и «balts» 20. Годом позже она, уже как приглашённый профессор, прочла цикл лекций о своих исследованиях в Стокгольмском университете.
Итак, «вирус» изучения и компьютеризации латышских дайн уже в семидесятые годы получил распространение в довольно обширном ареале свободного мира. «Наша долгосрочная цель — познакомить Запад с дайнами, с фактом их существования и ценностью. Достичь этого прямо, при помощи избранных переводов, нельзя, так как даже лучшие переводы неспособны отразить поэтический язык дайн и его особенности. Другое дело — использовать дайны как исходный пункт высококлассных исследований с применением самых современных технологий и методов; учёные различных специальностей познакомились бы с дайнами постепенно и опосредованно и со временем не могли бы не признать их культурно-историческую и литературную ценность. /…/ Кроме того, как профессионала меня интересовали проблемы обработки информации, связанные с крупными массивами объёмных текстов» 21, — в своем отчёте об исполнении проекта и планах на ближайшее будущее писал в 1985 году Имант Фрейберг.
Будучи народом прагматичным, латышские эмигранты прилежно считали доллары, выделяемые чете Фрейбергов в рамках проекта компьютеризации дайн и исследования «Солнечные дайны»; получалось, что эти средства «может быть, самое крупное вложение в латышскую фольклористику на Западе»22. Имант Фрейберг, в свою очередь, напоминал о необычайной трудоёмкости проекта и расходах на технические нужды, подчеркивая, что ни одна часть проделанной работы не заказана и не оплачена каким-либо институтом или учреждением, а потому интеллектуальная часть проекта есть личный вклад отдельных энтузиастов, которым пришлось отрывать дорогое время от прочих своих обязанностей и трудов, средства же исследовательских фондов США и Канады использованы главным образом для оплаты приглашённых ассистентов и студентов в каникулярную пору.
Когда «Солнечные дайны» впервые появились в виде книги, возможность ознакомиться с проделанной работой появилась не только у специалистов, но и у широкой публики. Первые рецензии свидетельствовали, что фольклористы латышского происхождения восприняли этот труд со смешанным чувством. Именно обострённо критический приём, оказанный представителями академических кругов, всего ярче показал, что «Солнечные дайны» открывают совершенно новый этап в латышской фольклористике, особенно что касается методологии исследований и фольклорных текстов. Скептики с одобрением отзывались о преимуществах компьютеризации вообще, но более чем сдержанно отнеслись к сделанному Фрейбер гами конкретно; говорилось, что при чтении книги испытано «известное разочарование» 23. Возражения вызвал, например, выбор
одной — двух грамматических форм; отмечалось, что «отпечаток эмигрантского издания» с ясностью виден уже в предисловии к научному труду. Выражались сомнения и насчет того, «насколько верно переписаны сами тексты народных песен, можно ли их использовать как надежный материал для дальнейшего анализа». «Не означает ли всё это, — говорилось далее, — что интерпретация К. Барона пересмотрена?» И следовал строгий вопрос: «Не слишком ли всё-таки смело со стороны молодых учёных — вот так, с лёгкостью поправлять Отца дайн?» Наконец, утверждалось: отдельные недоразумения в работе Фрейбергов возникли и потому, что «некоторым исследователям» явно «не хватает прямых контактов с фольклором и живым народным языком».
Можно было бы продолжить цитирование такого рода замечаний. Не забудем однако, что научные дискуссии после опубликования нового исследования есть норма, служащая общей для оппонентов цели и что в области науки, совсем как в обычной семье, смена поколений порождает известное эмоциональное напряжение. Говорить о том, что коллега отметает признанные ценности 84 «с лёгкостью», вряд ли приходится. Но, возвращаясь к существу
дела, к сути — то есть миру дайн и их языку, нужно признать, что записи народных песен, изданные К.Бароном, тоже все-таки не Богом посланы и потому вопрос об их аутентичности и безупречной точности вовсе не был бы так уж необоснован. Что касается учёных, которым недостаёт прямой связи с фольклором и живым народным языком, приходится признать, что с каждым новым поколением дистанция между живущими ныне и миром дайн неизбежно увеличивается, и единственный способ её преодоления — безжалостная трата исследователем личностных ресурсов, субъективный, индивидуальный характер восприятия. Ибо никакая ревизия латышских песен не отменит открытую К.Бароном объективную истину: дайна охватывает жизнь человека во всём её многообразии, от колыбели до могилы.
Достижения четы Фрейбергов в фольклористике в немалой мере вдохновлены именно трудом К.Барона. Об этом напомнила еще раз на Международном симпозиуме, организованном Монреальским университетом к 150-летию великого фольклориста в 1984 году в Монреале, профессор Вайра Вике-Фрейберга. ’Трудно найти во всём мире другое фольклорное собрание, которое вместило бы так много информации, как «Латышские дайны» К. Барона. Достойны изумления логическая элегантность и экономность, с какою всю эту массу информации удалось вместить в печатные страницы. /…/ Из текучей, необозримой массы лирико-поэтических миниатюр ценою десятилетий напряжённого, неотступного труда Бароне воздвиг монументальный памятник народного духа", — говорила Вайра Вике-Фрейберга на симпозиуме в Монреале. Через несколько лет, после выхода «Солнечных дайн» Вайры Вике-Фрейберги и Иманта Фрейберга, Валдис Зепс (он же писатель Янис Турбадс) телеграфировал в редакцию журнала «Яуна Гайта»: это час рождения нового выдающегося достижения в латышской фольклористике 24.
В центре научных изысканий Вайры Вике-Фрейберги — анализ тематики и содержания дайн. Если говорить о принципах анализа и интерпретации текстов учёными советской школы, нужно отме-
тить, что понятие «содержание» несло в себе некий негативный заряд, ставивший под сомнение компетентность и способности пишущего; под «содержанием» текста подразумевался нередко его пересказ, а пересказ чего-либо, как известно, не соответствует правилам хорошего тона. Да и что это значит, пересказать содержание? Содержание как таковое пересказать невозможно. Оно меняется в зависимости от контекста, от творческой индивидуальности читателя, и поэтому каждому новому читателю, каждому исследователю один и тот же текст, одна и та же латышская дайна может сказать и говорит что-то своё, отличное от сказанного другому и услышанного другим. Содержание можно заново открыть, и когда это удаётся, радость открытия с его автором могут разделить и читатели.
Исследователь в открытии и интерпретации текста может идти различными путями, в известной мере вновь создавая его и обогащая, вписывая в него черты своей индивидуальности, оставляя свои личные меты. Чтобы открыть содержательную ёмкость латышской дайны, Вайра Вике-Фрейберга постигла до мельчайших нюансов поэтику и логическую структуру латышской песни, и в её прочтении и интерпретации реалии мира дайн оживают во всём первозданном великолепии, многообразии и человечности. Другим, прежде, до самой Атмоды нехоженым в латвийской фольклористике путем пошла Янина Курсите, выдвинувшая на первый план мифологические аспекты, логику и поэтические принципы мифа в искусстве слова и культуре вообще.
Вайра Вике-Фрейберга преодолела суггестивность мифа, и её анализ дайн открыт современности, миру человеческих измерений. В своё открытие дайн и их содержания она вносит на удивление много сегодняшних реалий, причем не только из латышской среды и бытования. Так, в книге «Три солнца», в подразделе «Имена дождя», выясняя, насколько достоверны содержащиеся в дайнах сведения, она задаётся вопросом: действительно ли грозовые тучи в Видземе обычно движутся с востока на запад? — и добавляет тут же, что вот в Квебеке, и это она испытала на себе, «ситуация обратная: гроза надвигается всего чаще с запада, а потом тучи уходят к востоку». В мотиве мифического Солнца Вайра Вике-Фрейберга старается разглядеть и «отвоевать» реальное солнце, его космические и метеорологические первоправа, и Мировой океан в этом контексте для неё «не только этакая мифологическая бельевая лохань для рубашек Солнца, тоже мифологических» 25.
Свои академические исследования Вайра Вике-Фрейберга вела, преодолевая значительное сопротивление среды и разного рода психологические барьеры, чего она, кстати, и не скрывает. В существо проблемы позволяет в какой-то мере вникнуть публикация Иоланты Мацковой «Вайра Вике-Фрейберга: путь нужно пройти самому» 26. Подтверждает сказанное в ней и Имант Фрей-берг, напоминая, что Вайре никогда не было легко. Она не умела себя щадить — работа накатывалась на работу, обязанность на обязанность, своего требовали и семья, и дети. Зная, что оба они после рождения Карлиса и Индры занимали ответственные должности и были вовлечены в выполнение трудоёмких проектов, я спросила господина Фрейберга, кто же тем временем нянчил их детей? «Няньки, конечно, тоже были, — отвечает он. — Сначала латышка г-жа Фреймане (её помощь нужна была и затем, чтобы у сына и дочери не возникли проблемы с языком), а позднее судьба послала нам славную чернокожую девушку, танцовщицу по имени Бренда Александер; та приехала в Канаду, чтобы выступить на Всемирной выставке 1967 года в Монреале. По окончании работы выставки она решила остаться в Канаде. Девушка продолжала карьеру танцовщицы, выступления проходили по вечерам, а днём, так сказать, в порядке совмещения профессий, пока Вайра читала лекции в университете, Бренда нянчила детей».
О ритме, в котором годами жила Вайра Вике-Фрейберга, о её импульсивном самовыражении в самых различных ситуациях быта и бытия говорит ещё один рассказ, относящийся к началу восьмидесятых годов: «Мы — в Монреале, на дворе зима, утро, и Вайра Фрейберга быстро сбегает вниз. В считанные минуты она объясняет детям, что и как они должны съесть на обед; Вайра спешит — в Монреальском университете её уже с нетерпением ждут студенты. /…/ И вот уже ночь, мы сидим за столом на крыше небоскреба Ville Marie, и весь город у нас под ногами. На ней черный бархатный костюм: к вечеру в Монреале подморозило. Снаружи — минус 25 градусов, в бокалах мерцает вино, там, внизу, белый дым, курчавясь, поднимается из труб. Звучит французская, английская, латышская речь. И мне начинает казаться, что Вайра Фрейберга бежит сквозь многие жизни» 27
Сквозь многие жизни… И Вайра, и Имант говорят, что верят в реинкарнацию, — возрождение личности в новых жизнях. Я призналась, что не слишком-то ориентируюсь в теории реинкарнации, но верю в бессмертие души и духа, в оберегающую силу мыслей и чувств — и тех, что соединяют нас с нашими близкими, и тех, что живут и преодолевают время в литературе, искусстве… Тут Имант Фрейберг заметил, что это, в общем-то, и есть то же самое.
18 Zālīte M. Kas ticība sēts. (Что посеяно с верой.) — Riīga: Karogs, 1997. — 131.-132. lpp
19 Солнце у латышей — существительное женского рода. Среднего рода имён существительных в
латышском языке нет. (Примеч. переводчика.)
20 Слова «balts» (белый) и «bāls» (бледный) относятся к числу ключевых в
системе «Солнечных дайн». (Примеч. переводчика.)
21 Freibergs I. Latviesu tautasdziesmas datorā. Monreālas un Bostonas latviesu dainu
projekti. (Латышские народные песни и компьютер. Проекты, связанные с
латышской дайной, в Монреале и Бостоне.) // Universitas, 1985 (55). — 77. lpp.
22 В Канаде на исследование дайн было выделено $ 90 000. — Universitas,
1987 (60). -92. lpp.
23Rūķe-Draviņa V. Paārdomas par saules dainām. (Размышления о солнечных дайнах.) // Jaunā Gaita, 1988., 60.-64. lpp.
24 Zeps V. Izcils sasniegums fokloras pētnieciībā (Выдающееся достижение в исследовании фольклора.) // Jaunā Gaita, 1988, 59.-60. lpp.
25 Vīķe-Freiberga V. Trejādās saules. I Kosmoloģiskā saule (Три солнца.
I. Космологическое солнце.) — Rīga: Karogs, 1997. — 220. lpp.
26 Газета «Literatūra un Māksla», 1993 г., 23 декабря, с. 8.
27
27 T.K [Tālivaldis Ķiķauka]. Iepazīsimies ar JG. redaktoriem. (Познакомимся с редакторами «JG.».) // 1981, 133. nr., 48. lpp