НАЧАЛО ДАЛЬНЕГО ПУТИ /В Марокко


«Увижу пальмы — на сердце тепло»

Весной 1949 года семья Хермановичей переселилась из Германии в Марокко. Почему именно в Марокко? Для латышских беженцев такой путь не слишком типичен. Но именно эти экзотические места и названия — Марокко, Даурат и Касабланка обозначены сегодня на карте мира как прибежища нынешнего президента Латвии в трудные послевоенные годы. И быть может, именно там, под жаркими лучами южного солнца, она начала задумываться о солнце своей родины и всего мира, найдя потом то и другое в  латышской народной песне — дайне?

Африканская страна была, конечно, выбором её родителей, ведь сама Вайра была слишком мала, чтобы решать, в какой стороне света искать свою долю. В момент переезда из Германии в Марокко ей было всего 11 лет. Как нередко бывает при крутых жизненных поворотах, выбор нового места жительства был вызван как случайным совпадением обстоятельств, так и известными соображениями. Лагерь беженцев посетила некая комиссия в поисках работников для строительства электростанции во французском Марокко, и отчим Вайры увидел тут возможность получить прилично оплачиваемую работу, которая позволила бы содержать семью. К тому же Северная Африка была сравнительно недалеко от Латвии — куда ближе, чем лежащая за океаном Америка или Австралия, а надежда вскоре вернуться на родину в  сороковых годах ещё была жива.

Что такое в представлении латышей советского времени Марокко? Запах мандаринов, липкие наклейки на пористых оранжевых спинах апельсинов. Импортный и, следовательно, дефицитный товар. «Достать» экзотические южные фрукты советский человек мог или «по блату», если среди друзей и знакомых обнаруживался работник торговли, или выстояв бесконечно длинную очередь, конечно, при условии, что данный товар «выбросили», как тогда выражались, в магазины. Партия товара появлялась ненадолго — в несколько часов его расхватывали, и далеко не всем желающим он доставался. Об Африке напоминала ещё книжка популярной в то время детской писательницы Зенты Эргле «Девочка в Африке», однако о маленькой латышке, подраставшей понемогу в Марокко, там не упоминалось.

«Может быть, многие наши молодые читатели представляют Марокко пустыней или дикими джунглями с первобытными племенами чернокожих туземцев. По крайней мере я воображала нечто подобное, когда ехала сюда. Первое впечатление на африканском берегу — в аэропорту Оран в Алжире — было на удивление приятным. Почти не верилось, что видишь наяву пышно цветущие, ухоженные сады с тропическими плодами, — ведь несколькими часами раньше мы оставили за спиной Германию со снегом и  обычными дня этой поры холодами. Здесь ничто не напоминало о пережитой войне, люди казались не бедными и счастливыми»,- так рассказывала о первой встрече с Африкой Вайра Вике весной 1953 года, то есть в неполные 16 лет, после четырёх лет жизни во французском Марокко и примерно за год до переезда в Канаду. Цитата, приведенная выше, — из ее первой публикации, названной знаменательно: «Zemē, kur Latviju nepaziīst» (Страна, где Латвии не знают), следом — подзаголовок, не менее выразительный: « Марокко: две страны. Письмо Латвии из Касабланки». Как уже сказано, первый опус Вайры Вике появился в  «Латвии» — газете латышских беженцев, выходившей в Германии.

Если все страны мира разделить на две группы — те, что знают Латвию и те, в которых о ней представления не имеют, то Марокко не была бы исключением. С той мыслью, что Латвия никакой не пуп земли, Вайра Вике смирилась, будучи ещё подростком, — и это ничуть не помешало понять и даже полюбить другие страны. Лет сорок спустя, уже в ранге президента, в связи с воспоминаниями о Марокко она позволила себе быть до конца романтичной: «О, когда я вижу пальмы, на сердце так тепло… Увижу тюрбан — и снова сердце тает: это всё напоминает о милом детстве».

Ребёнку школьного возраста положено быть в школе. Но в Марокко нет ни латышских беженских лагерей, ни латышских культурных центров, ни школ. Первый год по приезде Вайра Вике провела в какой-то небольшой французской начальной школе невдалеке от Дауратской электростанции, и что уж говорить, нелегко пришлось не только школьнице, но и её учительнице. Учительнице — в  единственном числе, так как только одна женщина занималась в классе с 30 детьми различного возраста, и вначале она ни за что не хотела принимать в школу «глухого и немого» ребенка, совершенно не владеющего французским. Благодаря одной русской аристократке, которая согласилась давать частные уроки французского этой самой «глухонемой», девочка всё-таки была принята в класс. Каким образом она объяснялась со своей русской преподавательницей? Дело в том, что когда-то в юности, в России у той были и французская, и немецкая гувернантки, и так как Вайра Вике в Германии успела выучить немецкий, общий язык нашелся. Благодаря этому счастливому совпадению начальное образование получено, можно было двигаться дальше.

И дальнейший путь Вайры Вике в Марокко ознаменован счастливыми неожиданностями, — точно Лайма (мать счастья по верованиям древних латышей) покровительствовала ей. Она была принята в колледж «Мер-Султан» для девочек в Касабланке, и, если забыть о непрестанных денежных заботах, это время пробуждает в ней наилучшие воспоминания. Вайра сделалась первой школьницей в  своем классе, в награду не раз получала книги, чему очень радовалась — иначе не видать бы ей этих книг, денег на них не было. «Моя душа ощущала себя дома, это был настоящий дом… учителя были строги, но справедливы, — умели и  покритиковать, когда следовало, и похвалить; высокий уровень образованности позволял им давать, а нам получать настоящие знания», 12 позднее писала она. В школе был свой балетный кружок, хор, действовало общество французской музыкальной молодежи, вступив в которое, можно было посещать концерты по льготным билетам. Ещё одна организация заботилась о  возможности для учениц видеть лучшие драматические постановки, но мать Вайры отказалась дать деньги и на это. Вайра так увлеклась в школьные годы французским языком и литературой, что уже в четырнадцать лет начала думать о собственных литературных опытах, и первая её публикация увидела свет, когда девочке исполнилось пятнадцать.

В её первом сочинении — «Страна, где Латвии не знают» — Марокко выглядит как своего рода модель мира, где есть и добро, и зло; стремления молодого автора, может быть, по-детски наивные, направлены на то, чтобы изменить жизнь и мироустройство к лучшему — и чтобы в этом лучшем мире нашлось место и для Латвии. В то же время во взгляде на Марокко тех лет есть и  деловитость, и даже приземлённость. Могло бы показаться даже, что перед нами репортаж профессионального журналиста об экзотической африканской стране, её климате и растительном мире, о бытовых контрастах, национальных и социальных противоречиях в послевоенном Марокко, если бы… Если бы к финалу объёмного газетного очерка не возник чисто личный мотив, который обратит на себя пристальное внимание не только легендарного латышского литератора Петериса Эрманиса, но и многих других читателей газеты «Латвия». Но об этом позже.

к оглавлению
дальше













12 Latviešu literaturas darbinieki rietumu pasaule. — 362. lpp 		    


Сайт управляется системой uCoz